djokulov

Мне помоги! – О Память, что связуешьМоё столь современное сознаньеС сознанием тех дней далёких, древних,Когда ещё дремали все ИстокиЛюдского рода и когда созданийНевидимых и видимых явленьеНе совершилось…(Кристабель Ла Мотт, «Фея Мелюзина», Вступление) Случается, что книга – пусть это будет старая книга в коричневом кожаном переплете и с пожелтевшими от времени листами, - впускает тебя в свой мир, указывает дороги, которыми ты должен следовать, чтобы успеть за героями, за увлекательной мыслью автора. Тогда теряются ниточки реальности, и ты вверяешь себя во власть сюжета.Но бывает иначе: когда, еще только коснувшись корешка книги, ты понимаешь, что не она поглотит тебя, а ты сам, не оглядываясь и не останавливаясь на минуту, пройдешь сквозь каждую страницу, чтобы закрыв последнюю из них, очутиться в новом мире. Внешне он ничем не отличается от того, что ты знал тысячи букв назад, но на деле это мир настолько же иной, насколько изменился ты сам.Роман «Обладать» Антонии Байетт, заслуживший букеровскую премию, но стоящий гораздо большего. Пять лет движения навстречу друг другу – меня и книги, наших двух историй. Ожидание встречи, внезапная находка. И вот она в руках – тяжелая, мягко ложащаяся в руки.Я растворялась в уютной многословности этой книги – softly, hopefully. Текст будто светился матовыми, теплыми лучами сквозь абажур и сквозь осеннюю листву: Янтарная мягкость, покой и умиротворение – даже в тревожности судеб героев.Похожая на ларец, который полнится словами, рвущимися наружу, - шкатулку Пандоры, в которую тянет заглянуть, но раскрывать его боязно.Обладать ею – почти семьюстами страницами жизни, сочиненной от начала и до последнего вздоха – вот истинная отрада, вот сокровище. И обладание – вновь похоже на янтарь, но уже не осенне-лиственный, а черный – на гагат, блестящий тускло и притягивающий маленькие клочки бумаги.Дар падкого на парадоксы: этоЛик белых роз из чёрного гагата.В них удержалась мимолётность летаИ дышит жизнь, хоть смертию объята.(Р.Г. Падуб)Слова мои запутанны, но столь же сложны тропы романа, проходя которыми, приучаешь себя искать в каждом слове его многогранность, а в каждой фразе – сплетение смыслов. Антония Байетт пишет о лиминальности, о порогах и переходах, потому и все поиски, все метания ее героев – это вновь и вновь переход от одного вопроса к другому, от сущности внешней к сущности внутренней. Но основной рубеж – между настоящим и прошедшим. Между историей двух потерявших себя литературоведов и двух викторианских поэтов, чьи жизни исследуют первые.А порог обоих, по сути, один – чувственность мужчины и женщины, правдивость предопределенного природой и боль недосказанности.Две пары, как зеркала друг друга с преломлением во времени: Роланд Митчелл, увлеченный поэзией Рандольфа Генри Падуба, и Мод Бейли, гордостью и холодностью своей отражающая вольное отшельничество поэтессы Кристабель Ла Мотт.«А зеркала нужны для философов и поэтов, художников и, пожалуй, очень больных, отошедших от жизни, людей. Или очень счастливых – чтобы запечатлеть это счастье на миг – все с тем же суеверным страхом и надеждой – удержать… Недаром зеркала часто дают неожиданный ответ – и не только в сказках».Эти слова Ирины Сабуровой необыкновенно точны для понимания романа. Постоянное пересечение реальности и отражений, вымысла и правды, а равно – символов и стихий – вот самая сложная, но и самая мощная грань книги.Случайная находка в библиотеке приводит Рональда Митчелла к открытию, меняющему историю английской литературы. И она же знакомит неприкаянного аспиранта с Мод Бейли, которая отныне будет находить ответы на задаваемые им самому себе вопросы.Из Лондона к линкольнширским холмам, через Ла-Манш в Бретань и обратно – следуют они за историей, вытягивая из небытия ее нить. Сперва медленнее, а потом обгоняя само время, собирают подтверждения поэтическим строкам в увиденном и составленном из осколков.Тревожат ли они то, чему следовало оставаться тайной? Или, соединяя разломанные и выброшенные на пустой берег ветви ясеня и ивы, оживляют то, чему следовало жить, не зная бурь?Автор не дает ответа. Антония Байетт вообще не любит прямых ответов. Ее удел – загадывать загадки и отправлять читателя на поиск собственной дороги сквозь книгу. Да-да, тот редкий случай движения к собственному миру через пространство страниц.Как фея Мелюзина, избранная ею для описания сложной личности Кристабель, госпожа Байетт строит замки, соединяя твердь и морскую стихию с небом. Первый замок – история поэтов, второй – их строки, неотличимые от подлинно викторианской поэзии. Замок третий – игра судеб, когда страсть созидает бурю, а недомолвки прячут омут одиночества. Мужчина свой крестСтяжает повсюду:Во храме, в пустыне,Средь шумного люда.Наш крест, заповеданныйРоком суровым —Томиться во мракеПод собственным кровом.(Кристабель Ла Мотт)И только стихами, письмами, поэмами прорывается свобода:«Друг мой.Располагать свободой настоящим образом значит осторожно, обдуманно и деликатно обосноваться в известных пределах, не пытаясь исследовать то, что лежит за ними и что осязать и вкушать возбраняется».(Р.Г. Падуб, из письма Кристабель Ла Мотт) Любовь же наша – что там ейКора телесного? Меж нас –Взаимодушие прочнейЖеланности рук, уст и глаз.(Джон Донн, «Прощание, запрещающее печаль»)Перехваченные черной лентой письма, четыре недели всецелого обладания, девять месяцев безвестности и…как наказание и мука, вновь вопрос:«Почему желание и чувственность в женщине должны так ужасать?»Я слышал, женщины изменчивы: но тыВ своей изменчивости столь же постоянна,Как нить спокойная реки, что, от истокаСтремимая к порогу и к паденьюВ объятья неподвижных берегов,Единой остаётся, обновленна,Подвижна вечно, каплями ж бессчетна.Ты – и за то любима мной – та сила,Что формы движет, сохраняя формы.(Р. Г. Падуб, «Аск – Эмбле». Послание XIII)Романтический роман – так определен жанр повествования. Игра, поиск, открытие себя через другого, открытие любви через тишину – да, это романтика Мод и Роланда, но если так остро стоит вопрос их собственных героев – Рандольфа и Кристабель – и так трагична их недолгая история, то уместно ли называть книгу романтической? Единственно да, если книга эта – о рыцарстве, о благородстве и таинстве, если книга о замках и сущностях. О лиминальности, порогах и переходах.В особенности, если эти переходы – от зарождения любви к таинству рождения ребенка.«Вся моя жизнь устремлена была сюда! С тех пор как стало отсчитываться моё время. И когда я отсюда уеду, эти дни будут для меня срединной точкой, к которой всё шло, и от которой всё пойдёт дальше. Но теперь, любовь моя, мы здесь, мы здесь в нашем сейчас, и все прочие времена пусть текут себе где-то ещё».(Кристабель Ла Мотт)